Преподаватель иностранных языков, желавшая сохранить анонимность, рассказала просветителю и публицисту. Светланой Моториной Рассказ о попытке исправить ситуацию с травлей в классе, об обидах родителей и равнодушии руководства школы.
В августе 2022 года я переехала в Москву и начала работать в муниципальной школе. Ранее жила в другом регионе, трудилась в вузе, после чего занимала должность заместителя директора в частной школе, а потом работала в лицее.
За день до начала учебного года сообщили мне о назначении на должность классного руководителя. Сказали, что у меня больше опыта, чем у остальных, и это временное поручение. До меня в мае этот класс сначала возглавлял один учитель, в начале августа — другой. В сентябре я поняла суть ситуации: я стала шестым классным руководителем за начальную школу для них сменилось пять педагогов.
Последняя учительница сообщила, что родители и дети непрерывно высмеивали педагогов и критиковали все оценки, которые не были пятёрками.
С первых дней учебного года возникли трудности. В обеденное время я заметила, что у девочек волосы попадали в тарелки, поэтому максимально корректно попросила их завязать резинки на время еды. Через пару дней директор вызвал меня — отец одной из учениц написал жалобу в департамент образования о том, что я не знаю законов, так как про волосы там ни слова не сказано.
Руководитель, обращаясь ко мне на «ты», заметил: «Хочешь трудиться в Москве? Не связывайся с детьми!».
В классе я заметила, что распространяется травля. Дети уже со школы начали издеваться над одними и теми же учениками. На собрании родитель конфликта с агрессорами едва не перерос в драку. Отец девочки-жертвы заявил о выходе из школы. Я настоятельно просила остаться, обещала разобраться, но семья всё же ушла – четыре года она безуспешно надеялась на исправление ситуации школой.
После ухода жертвы агрессоры переключились на другую ученицу. Её закрывали в туалете, били, оскорбляли и портили вещи. Я говорила с каждой из девочек по отдельности. Пострадавшая девочка создала чат, в котором призывала «отдубасить» мальчика из своего класса — это была попытка перенаправить агрессию на другого. Я сразу же обратилась к завучу по воспитательной работе и школьному психологу за помощью. Социальный педагог сказал детям, что создавать такие чаты и бить никого нельзя. Драки не случилось, но эффект продлился недолго.
После разговора со школьным психологом о мне распространяли слухи по всей школе. Говорили, что я бесполезна, не разбираюсь в своей работе и не умею общаться с детьми.
Я продолжала противостоять травле, проводив беседы с родителями и детьми, а также организуя совместные мероприятия. Реакция детей была слабой: многие сообщали о болезни, занятости или невозможности присутствовать.
Позже выяснилось, что в течение полугода та девочка, которая считалась главным бунтарем в классе, запугивала одноклассников и призывала их не участвовать ни в каких мероприятиях.
Взрослые себя так же вели. Одна мама перед началом учебного года написала на сайте, что у них будет классной какая-то чукча. Сначала общались без «здравствуйте», «до свидания», без имени и отчества. Не нравился им педагогический подход. Детей сажаю в группы, применяю технологию Кооперативного обучения. Нужно включаться и работать, а дети к такому не привыкли.
В январе произошёл переломный момент: мой класс впервые дежурил в школе, а я находилась в больнице. Обратилась к лидеру неформальной группы и попросила взять на себя роль старшего. Объяснила, как распределить детей и составлять отчет. Она согласилась и сразу сформировала списки. После этого у нас установились хорошие рабочие отношения.
Во время моего выздоровления мы вместе сделали стенгазету. Я снова поручила ей собрать команду. Я руководила, а ребята всё делали сами. С этой газетой наш класс занял первое место. Затем в апреле мы готовились к конференции в лингвистической школе и победили.
Дети, возможно, заметили, что мне теперь всё равно, и поняли мою доброту.
Отношение родителей ко мне переменилось. У меня появился имя и отчество, мама стала со мной общаться, она же написала про меня на сайте. Несмотря на светлую картину, я помнила, что это временное классное руководство, и не собиралась дальше с ними работать. Завуч по воспитанию попросил дотерпеть до конца учебного года. В мае родители уговорили продолжить работу с классом, сказали, что я у них первый неравнодушный учитель. Я не смогла их бросить.
В настоящее время в классе отсутствует травля. Но нельзя утверждать, что все прекрасно. Проблемы остаются с одним мальчиком, который ведет себя вызывающе. В прошлом году на уроке у учительницы из Кавказского региона он сказал классу: «Ну что, слабо вам крикнуть „Чурка“?». Дети пол-урока так и кричали. Родителей мальчика часто вызывает администрация. Ему грозит постановка на учет. Родители постоянно разговаривают с сыном, и я тоже вмешиваюсь. Мы стараемся сделать все возможное, но пока безрезультатно.
Я бы оценила обстановку в классе на шесть баллов из десяти. Вначале было хуже – одна балл. Прогресс есть. Например, в этом году пришел новый ученик, его хорошо приняли, быстро влился. Об этом говорят и другие учителя.
Я не держу зла ни на детей, ни на родителей. Враждебное поведение дозволено руководством учебного заведения.
Рыба портится с головы.
Если директору важно сохранять имидж, то такая школа никогда не будет ориентирована на решение проблем, диалог и эффективность. Учитель в подобной системе словно унижен, все время должен извиняться. Такого случая в нашей школе было. Например, ребенок был груб с учителем, а просить прощения директор заставил педагога.
Верю, что со школой всё, закончу этот год и уйду.