Фотографии: Depositphotos / Иллюстрация: Юлия Замжицкая
Писатель Дмитрий Быков, филолог и педагог Арсений Дежуров и молодой учитель английского языка Александра Шебаршова — о том, важны ли в преподавательской профессии чувства любви и сопереживания к тем, кого мы учим.
Известный психолог Гордон Ньюфелд в своей книге сформулировал очень любопытный тезис: «Дети учатся лучше всего, когда им нравится их учитель и когда они думают, что они нравятся учителю».
Однако в официальных документах вроде федерального закона «Об образовании в РФ» и письма Министерства просвещения РФ «О примерном положении норм профессиональной этики педагогических работников» о любви — ни слова. Профессиональный педагог обязан только «соблюдать правовые, нравственные и этические нормы» (ст. 48), «исключать действия, связанные с влиянием каких-либо личных интересов» и «проявлять доброжелательность, вежливость, тактичность и внимательность к обучающимся».
Справедливо ли требовать от учителя любви к своим подопечным? Или для для высоких образовательных результатов вполне достаточно уважения и профессиональной этики?
 |
Арсений Дежуров, филолог, искусствовед, член-корреспондент Международной академии наук педагогического образования и учитель в антишколе «Остров» |
«Профессор Снегг в школе «Хогвартс» не слишком жаловал учеников. Это не помешало ему быть деканом Слизерина и правой рукой Дамблдора.
Любить детей за то, что они дети, нельзя. Так же нельзя любить стариков за то, что они старики, помидоры — за то, что они помидоры, а число пи — за то, что оно число пи. Дети заслуживают (или не заслуживают) любви так же, как и взрослые. Или могут получать ее незаслуженно, ведь любовь — иррациональное чувство.
Сегодня в профильных вузах педагогические дисциплины «сокращены до минимума». Сложно говорить о профессионализме, даже этическом. Но что можно сделать для начала, так это рассказать студентам о том, кто такой Гордон Ньюфелд и что такое «теория шестиуровневой привязанности». Я не убежден, что это делается на занятиях по педагогике.
Что еще работает? Доброжелательность, беспристрастность, асексуальность. Есть еще один метод — годится для любых профессиональных отношений. Неловко его рекламировать от своего имени… Называется «вежливость».
Как опытный педагог, я могу сказать молодым коллегам: когда ты понял, что дети стали твоей жизнью, ты понимаешь и то, что ты для них — эпизод. Примите с самого начала: это норма. Всякий раз вы будете давать молодежи обет в вечной дружбе, зная, что дружба закончится. Потому что в жизни учителя и ученика всегда наступает момент, когда они должны расстаться. Но это не повод для отчаяния — место рядом с вами не будет пустовать, и вы будете недоумевать, что делать с мужчинами и женщинами, которые пришли навестить своего бывшего наставника, в то время как вы сидите в окружении детворы, и она, эта детвора, считает вас своей собственностью. На века. Так и продолжается. Так и продолжается…»
|
|
Александра Шебаршова, преподавательница английского языка (стаж — 2,5 года), г. Жуковский |
«Невозможно любить всех детей. Меня раздражают хулиганы и пассивно настроенные дети — почему я должна любить их? Однако у меня должно быть исполинское желание научить их и поделиться знаниями. Мне кажется, важно потом объяснить ребенку, что это не он плохой и поэтому на него накричали, а что у тебя плохое настроение, которое от него не зависит. Не вижу ничего зазорного чтобы извиниться перед учеником.
Умением разбираться в своих чувствах должен обладать каждый человек, иначе сложно будет настроить любую коммуникацию. Однако с детьми дело обстоит проще — они очень понятные. Дети не будут увиливать, стараться угодить или проявлять пассивную агрессию, это будет сразу заметно.
Если я чувствую отдачу от ученика, я сама к нему тянусь. Если же наоборот ученик отдаляется, я два-три раза стараюсь проявить к нему повышенное внимание.
Если это не работает, то веду себя на 100% как учитель, главная задача которого состоит в объяснении материала и успешного его освоения учеником. Никаких лишних движений».
|
|
Дмитрий Быков, поэт, писатель и преподаватель в школе «Золотое сечение» |
«Эмпатия, она же любовь, возникает в процессе совместного поиска ответов. Если школьнику (студенту) неинтересно, если он не чувствует исключительной важности проблем, которыми вы занимаетесь, никакого взаимного уважения и симпатии быть не может.
Дети на том же уроке литературы в старших классах — не дети, а собеседники, коллеги, бригада следователей, ищущая ответ на главный вопрос. Поэтому преподаватель должен любить не детей, а процесс преподавания, то есть пробуждения мозгов и совместного поиска истины.
Про любовь я бы тут, впрочем, говорить остерегся — слишком сближаться с учащимися не следует. Не из пошлого страха перейти границы, а просто чтобы операционное поле оставалось стерильным, не загрязнялось лишними эмоциями. Учителя должны слушать не потому, что к нему привязаны, а потому, что интересно.
У меня к учебному процессу особое отношение: это мой экстремальный спорт. Я хожу в школу далеко не каждый день. Добавьте к этому, что в рамках своей экстремальной педагогики я занимаюсь главным образом психологической реабилитацией сложных классов. Это дело, скорее, радостное, но трудное, ибо приходится разгребать многолетние наслоения педагогических ошибок.
Но учителю надо оценивать школьника беспристрастно. Понимаете, в чем ключевой момент: все определяется самооценкой школьника. Надо сделать так, чтобы ему хотелось себя уважать. Тогда показывать свое отношение к нему вам уже необязательно
Разумеется, вы вправе сострадать затравленному или, напротив, презирать высокомерного, но оценивать надо способности, знания и рвение. Учитель должен быть существом особым, в чем-то нечеловеческим.
Я выделил для себя пять пунктов, которые отвечают за эмоционально-поведенческий профессионализм учителя:
- стремительность реакции;
- умение удивлять и, если надо, шокировать;
- умение резко ставить на место;
- умение так похвалить, чтобы эта похвала стимулировала всю жизнь;
- артистические способности, то есть умение сочинить стихотворение, поставить пьесу, срежиссировать фильм.
Вообще любой великий педагог — Сухомлинский, Макаренко, Крапивин, Корчак, Ньюфелд — может сколько угодно объяснять чудо своего взаимодействия с детьми, а вот рассказать, как это делается, и даже понять это — он не может. И научить этому всему он не может, и никто не может. Это как в литературе: тайна мастерства — в руке.
Тут штука в том, что в момент контакта с классом у педагога включается очень сложная машина: он начинает улавливать тысячи импульсов, идущих от аудитории, сразу понимает, каким ему сегодня надо быть — добрым или строгим, веселым или гиперзначительным, — так что бесполезно высчитывать приемы или давать советы.
Но главное: если педагогический процесс не приносит счастья, надо с этой работы бежать. Скажу больше: это единственная работа из мне известных, на которой надо быть счастливым, иначе ничего не получится. Так что, если преподавание не доставляет вам наслаждения — смешанного с риском, конечно, а потому особенно острого, — на фиг такую работу.
Братцы, наша профессия самая интересная! Но это как горные лыжи: если вы не умеете и не любите это делать, то переломаетесь. А если умеете, то у вас в руках вечный источник блаженства. Вот как-то так».