Фотографии: Depositphotos / Иллюстрации: Юлия Замжицкая
13 декабря ученик Серпуховской православной классической гимназии во имя преподобного Варлаама Серпуховского Владислав Струженков взорвал у входа в учебное заведение самодельное взрывное устройство. 11 человек — в том числе подрывник — получили ранения разной степени тяжести. После происшествия в сети появились сообщения о том, что школьник подвергался буллингу со стороны учителей, а также откровения бывших учеников о строгих порядках и правилах, принятых в гимназии. Педсовет попытался разобраться, как устроена эта школа и есть ли изъяны у образования с православным уклоном.
Как устроена гимназия и кто в ней учится
По данным серпуховского издания «Ока.фм», гимназия работает с 2001 года на территории Введенского Владычного женского монастыря. Учредитель гимназии — настоятельница монастыря игуменья Алексия. В гимназии можно получить среднее общее образование, соответствующее ФГОС. Дополнительно дети изучают Закон Божий, православный катехизис, историю Церкви и другие предметы, связанные с православной культурой.
В одном из отзывов о гимназии в группе ВКонтакте «Подслушано Серпухов» серпуховчанин Дмитрий Козырев пишет, что в школе учатся мальчики и девочки, изучают стандартную программу, а также основы православия. Ребята учатся в небольших классах до 15 человек. Молятся по утрам и перед едой, ходят в храм на праздники, а так — школа, как школа. «Никого там не травят, если что-то пойдет не так, выгонят и все», — пишет Дмитрий.
В Яндексе можно найти 11 отзывов о гимназии — больше половины из них положительные, даже восторженные. Родители пишут об уютной обстановке, прекрасных учителях и индивидуальном подходе к каждому ученику.
Религиозный деятель Андрей Кураев отмечает, что образование в гимназии платное, для поступления даже в первый класс нужно сдавать экзамены, при этом оплата оформляется как добровольное пожертвование.
Почему в школе случился взрыв
Владислав Струженков, устроивший взрыв, сейчас находится в реанимации. При этом, по данным «Ока.фм», молодой человек на некоторое время приходил в себя и признался сотрудникам правоохранительных органов, что уже продолжительное время испытывал ненависть к внешнему миру и желание убивать.
При этом, по данным BBC, Струженков подвергался в школе буллингу со стороны учителей, и его ненависть к монахиням и педагогам толкнула его на преступление. Это же подтверждают его одноклассники — говорят, что он был спокойным и малообщительным, при этом учителя относились к нему с негативом, занижали оценки, нередко делали неоправданные замечания и выговоры.
13 декабря на Яндексе появился негативный отзыв о школе. Настя Быкова написала, что в этой школе есть «педагогический буллинг, еда ужасна, отношение к ученикам тоже, надеюсь, закроют это адское место». Через несколько часов девушка сообщила, что отзыв написала не она, а кто-то с ее аккаунта, при этом удалять его она не стала.
Часть негативных отзывов появилась только после трагедии. Например, 14 декабря Ольга О. написала, что ее дети учились в гимназии, и лично ее учителя чуть не довели до нервного срыва: очень много претензий, требований, все построено на правилах, а не на сердечном отношении.
При этом участники группы «Подслушано в Серпухове» отмечают, что буллинг в гимназии заключался только в том, что в других школах можно пить, курить, материться, красить волосы как угодно, посылать учителей, а в православной гимназии это запрещено.
Очевидно, что правила поведения в гимназии не сводятся лишь к вышеперечисленному, а являются куда более жесткими: детям запрещалось смеяться и шутить, использовать тетради в ярких обложках, было много «принудиловки». Даже священник Илья Соловьев считает их странными и непонятными:
«Почему, например, детям запрещается шутить? Почему не допускаются «яркие обложки» для дневников и учебников? Какой тут грех? Разве в образовательном процессе должны иметь место только лишь 50 оттенков серого? Зачем начинать каждый урок с молитвы и ею же заканчивать каждый урок? Не достаточно ли молитвы перед началом первого урока и окончанием последнего? Для чего «общегимназические мероприятия» должны быть обязательными для всех? Не лучше ли делать эти мероприятия такими, чтобы учащиеся приходили на них с интересом, а не в силу принуждения? Кстати, количество добровольно пришедших учеников покажет насколько вообще нужны и полезны эти «мероприятия».
Также священнику непонятно, зачем в гимназии на трапезе так называемое «уставное чтение», ведь гимназия не монастырь.
Всегда ли уместно такое чтение? Помню, как в одной из обителей во время еды читались отрывки из дневника одного известного дореволюционного протоиерея, описывающего местами состояние своего желудка… Чтение не вызывало аппетита».
Андрей Кураев замечает, что подрывник ходил на кружок акафиста с шестиклассниками, и считает, что не стоило заставлять уже достаточно взрослого юношу петь церковные гимны:
«Кружок акафиста для 17-летнего парня! Поистине школа жизни и выживания. Наверно, он еще ходил на кружок вышивания митры».
Какие проблемы есть в православном образовании?
После трагедии в Серпухове духовники и педагоги стали обсуждать, зачем отдавать детей в подобные гимназии и чему там могут научить.
Протоиерей Павел Великанов считает, что православное образование — не панацея от бездуховности, исправить «трудных детей» оно не поможет:
«Пора заканчивать воспринимать православие как „кухонную тряпочку“, которая на все сгодится: и горячую сковороду схватить, и стол подмахнуть, и посуду помыть. Не решит никаких проблем передача искалеченного семейными травмами подростка в православную гимназию. Сколько же можно относиться к вере как к какой-то „магической шали“ — которую стоит только набросить — и любую беду как рукой снимет?..»
Андрей Кураев идет дальше и заявляет, что православной педагогики в принципе не существует. По словам Кураева, «традиционное общество вообще не в курсе существования подростков».
Едва у девочки «расцвел цветок» — ее отправляли в постель к быстро найденному супругу. Едва у мальчика отец примечал появившуюся «броню юношеской тревоги» (Августин) — его женили. В традиционном обществе в 25 лет можно было уже стать бабушкой, то есть увидеть детей детей своих. И только модерн, продлив время социального детства едва ли не до 25 лет, создал и заметил эту проблему, порожденную расхождением физиологического и социального возраста.
Религиозный деятель счиатет, что в учительных книгах традиционных обществ просто не найти рецептов для современной педагогики. Поэтому монастырские школы — это пространство экспериментов на детях. «Эти эксперименты ставят люди, которые боятся детей. И этот свой страх они маскируют забором жестких запретов и требований», — говорит Кураев.
Андрей Сорокин, руководитель Московской медиашколы, замечает, что у православных гимназий есть важная миссия, но педагогам нужно учиться общаться с подростками. По его мнению, православные школы часто бывают оторваны от реальности. Как-то он проводил лекцию об информационной безопасности в одной из московских православных гимназий, где детям, по их признанию, нельзя говорить в гимназии о социальных сетях и рассказывать, что у них есть аккаунты.
«Настала моя очередь удивляться. Как же так? «Два мира, два Шапиро», — шутили в моем советском детстве. Один мир — благостная атмосфера гимназии, переднички, чёлочки, «спаси Бог», «благо дарю», не шуметь, не бегать, чинно, достойно. А другой — мир обычных подростков: социальные сети, компьютерные игры, ТикТок (ну, куда ж без него), Инста и прочие радости современных технологий.
Как рассказывает Сорокин, в гимназии, под иконами, никто (не хотел, не мог, не считал нужным — подчеркните ваш вариант) не разговаривал с детьми об их жизни в Сети, об их увлечениях, о том, что их волнует, что беспокоит, что страшит. То есть, об внегимназической жизнис детьми никто не разговаривал.
Есть строгий распорядок — утреннее правило, благословение, уроки, яркое не надевать, громко не разговаривать, не смеяться и в глаза не смотреть. Взрослые играют в свои игры в гимназии, дети — выходя из нее. И все это, думается мне, далеко от братства и сестринства, от радости во Христе и света Православия, о котором мы так часто говорим. Ведь Христос призывал не к лицемерию, которое пронзило нас до самой последней скрепки (чуть не написал «скрепы»), а к любви, которой не хватает всем. И еще грустнее, что не хватает ее в учебном заведении под названием «православная гимназия».
По мнению Сорокина, детей даже в православных школах нельзя отгораживать от реального мира и необходимо разговаривать с ними на самые разные темы.
Про Бога, про интернет, про гормоны, про политику, про православие, про музыку, про бизнес, про жизнь. Разговаривать. Так, чтобы они смеялись, думали, радовались и смотрели в глаза. Так, чтобы доверяли нам и жили вместе с нами одной жизнью здесь и сейчас, а не за воротами гимназии после уроков».