Фотография: Wikimedia Commons. Иллюстрация: Юлия Замжицкая
Писатель, историк, философ, диссидент, антисоветчик, эмигрант, возвращенец, гулаговец. Множество разных ассоциаций связано с этой фамилией — Солженицын. А ведь он, помимо всего прочего, был еще и школьным учителем. И не просто учителем, а педагогом-новатором. 11 декабря, в честь 104-летия со дня рождения писателя, вспоминаем его педагогические принципы.
Первый раз он вышел к школьной доске в качестве преподавателя после окончания Ростовского государственного университета, в сентябре 1941 года. По состоянию здоровья он был признан ограниченно годным, и в начале Великой Отечественной не участвовал. Александра Исаевича направили учительствовать в город Морозовск все той же Ростовской области.
В 1942 году будущий писатель сделался курсантом артиллерийского училища и в следующий раз переступил школьный порог уже в 1953 году, после освобождения из лагеря, в казахской ссылке. Он преподавал физику и математику в старших классах средней школы села Берлик. Но спустя несколько месяцев с онкологическим диагнозом отправился в Ташкент на лечение.
Следующий педагогический этап богатой биографии Александра Исаевича начался уже после освобождения, в 1956 году, в поселке Мезиновский Владимирской области. Он преподавал опять же в старших классах, и снова математику, а также электротехнику, то есть, по сути, ту же физику.
С 1957 по 1962 годы был учителем в Рязани — физики и астрономии.
Разносторонние познания не будут лишними
Будучи человеком разносторонним, Александр Исаевич не стремился это скрывать. Напротив, он всячески использовал свою эрудицию и свой жизненный опыт в педагогической практике. Одна из рязанских учениц вспоминала: «На урок астрономии он мог принести томик классической прозы, найти в тексте описания звезд и прочитать их глазами астронома».
Разумеется, благодаря таким приемам, интерес к предмету лишь усиливался. Далекая, непостижимая астрономия вдруг становилась повседневной реальностью, к тому же способной вдохновить на создание литературных шедевров.
А преподавательница немецкого языка казахской школы простодушно вспоминала:
«Нравился он мне своей эрудицией. Хорошо владел немецким языком, читал на английском. Был очень приятным собеседником… Когда сказали, что Исаевич стал писателем, я очень удивилась. Зря это он сделал. Его призвание — педагогика. Педагог он был на редкость талантливый… Исаевич умел подбирать ключи к сердцу любого ребенка».
Преподавание не ограничивается школьными стенами
В неоконченной повести «Люби революцию» Солженицын вывел себя в образе преподавателя Глеба Нержина. Эта повесть, фактически, автобиографическая. Александр Исаевич писал:
«Звездными вечерами Нержин иногда собирал десятиклассников в школьном дворе и, установив Галилееву трубу, показывал им кольца Сатурна, учил находить многоцветный Антарес, голубое сердце Орла — Альтаир, в клюве у Лебедя — Денеб. Нержин знал, как обаяют астрономические истины и догадки юношеские умы, он звучным голосом давал пояснения у темнеющего постамента — и слышал сам, как прерывался его голос. Он уводил души молодых мальчиков и девочек к звездам».
Александр Исаевич затевал кружки (в том числе прикладной математики и геодезии), водил своих учеников в лес, где у костра, за печеной картошкой рассказывал им о великих математиках и физиках. Показывал, как работает астролябия, устраивал полевые работы. К счастью, он обладал прекрасной памятью, и уже на втором занятии прекрасно помнил, как кого зовут — это сильно облегчало общение с учениками, особенно в неурочное время.
Дети были от этих внеклассных занятий в восторге. Солженицын писал: «Они являлись с такой дружностью и азартом, как не ходили в кино». А по вечерам ученики часто по собственной инициативе сходились к домику любимого учителя — общение с ним было в радость.
Скромность украшает педагога
В 1962 году в журнале «Новый мир» вышла повесть «Один день Ивана Денисовича». До этого никто вообще не знал, что Солженицын — не только школьный физик, но еще и серьезный писатель. На школьной доске объявления была вывешена вырезка из газеты «Известия», где непререкаемый литературный авторитет тех лет Константин Симонов писал: «Солженицын проявил себя в своей повести как подлинный помощник партии в святом и необходимом деле борьбы с культом личности… В нашу литературу пришел сильный талант».
Все были в шоке. Физика поздравляли. Одна из учениц подарила ему трогательную открытку с изображением пышной розы. Авторитет же Александра Исаевича, и без того достаточно высокий, взлетел до небес. Не столько из-за признания его писательских заслуг, сколько из-за того, что Солженицын на протяжении пяти лет воздерживался от хвастовства и бахвальства.
Всегда оставаться учителем
Невозможно то становиться учителем, то вдруг переставать им быть, то снова становиться. Учитель — это навсегда. Это образ восприятия мира. Только так можно чего-то достичь в педагогике.
Солженицын утверждал:
«Педагогом надо родиться. Надо, чтоб учителю урок никогда не был в тягость, никогда не утомлял, — а с первым признаком того, что урок перестал приносить радость, — надо бросить школу и уйти. И ведь многие обладают этим счастливым даром. Но немногие умеют пронести этот дар через годы непогасшим».
Александр Исаевич писал в «Архипелаге ГУЛАГ»: «Мы прислонились к стенам, опустили глаза и замерли, как каменные. Мы опустили глаза потому, что смотреть на хозяев взглядом подхалимным не хотел уже никто, а мятежным — было бы неразумно. Мы стояли, как заядлые хулиганы, вызванные на педсовет, — в расхлябанных позах, руки в карманах, головы набок и в сторону — невоспитуемые, непробиваемые, безнадежные».
Даже в такой ситуации — бесконечно, казалось бы, далекой от средней общеобразовательной школы — у Солженицына сработал именно учительский образный ряд.
И уже в американской эмиграции, в штате Вермонт он преподавал математику, физику и астрономию своим сыновьям. Солженицын не мог перестать быть учителем.
Ощущать себя счастливым педагогом
Александр Исаевич писал, что учить детей было для него большим счастьем. Не меньшим, чем писательский труд. Отчасти благодаря тому, что для Солженицына возвращение к преподавательской деятельности в 1953 году было знаковым. Писатель признавался:
«Говорить ли о моем счастье — войти в класс и взять мел? Это и было днем моего освобождения, возврата гражданства. Остального, из чего состояла ссылка, я больше не замечал… Я захлебнулся преподаванием и три года (а может быть, много бы еще лет) был счастлив даже им одним».
Один из бывших учеников вспоминал: «Солженицын заражал нас своей энергией. В класс врывался, как вихрь, на табурет садился, как в седло. И сходу начинал вести урок: „Дюсанов, к доске! Кукеева, покажите, как вы справились с заданием!“ И хотелось попасть в темп, который тебе предлагали».
Надо ли говорить, что многие ученики Александра Исаевича сами впоследствии сделались учителями — так заразителен был его пример.
Но при этом очень важно не переоценить свои силы, постараться сделать так, чтобы преподавание и вправду приносило радость.
Солженицыну это удалось. Если бы нагрузка была больше, она, безусловно, отвлекала бы писателя от его литературных занятий, что вряд ли пошло бы на пользу и Солженицыну-писателю, и Солженицыну-преподавателю. И, соответственно, как его ученикам, так и его читателям.
Читайте также:
- Матрос Китаев: пять педагогических правил наставника Владимира Гиляровского;
- Педагогические правила Корнея Чуковского;
- Пять педагогических правил Григория Остера.