Фотографии: АГН «Москва». Иллюстрация: Юлия Замжицкая
Колумнист Педсовета Александр Могилев размышляет о том, как на протяжении последних тридцати лет меняются подходы и концепции в российском образовании. И как сама школа находит ответы на вызовы современности.
Когда в 90-е годы и в начале 2000-х мы писали статьи и диссертации по педагогике, все начиналось с фраз типа «происходящие в стране социально-экономические изменения ведут к необходимости изменений в подходах и концепциях в обучении». И это были изменения неолиберального типа: отказ от курса колмогоровской реформы, которая проводилась с конца 1960-х годов. Она была направлена на совершенствование подготовки школьников по основам наук. Прежде всего естественных: математики, физики, химии, биологии, а также и политехнической подготовки.
Как четко указал тогдашний министр образования Андрей Фурсенко «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других».
То есть в рамках задачи построить в России общество потребления всякую наукоемкую и технологическую продукцию собирались импортировать из западных стран на деньги от добываемых у нас природных богатств. Ну, или производить у нас на принадлежащих западным монополиям заводах.
Теперь то мы понимаем, что это неоколониальная модель в рамках международного разделения труда, но тогда, 20-30 лет назад, это казалось совершенно правильным и естественным. Ее внедряли и поддерживали президент и правительство.
Либеральная реформа образования проводилась по лекалам Всемирного банка: сократить учебные часы и упростить учебники по математике и естественным наукам. Трудовое обучение и воспитание просто уничтожили. Зато ввели новые предметы регионально-локального характера, увеличили часы гуманитарно-эстетического предметов, стимулировали самостоятельную работу.
Сейчас, буквально на глазах, мы входим в совершенно новую историческую эпоху: страна вырвалась из колониальной модели экономики и на всех парах идет к экономической независимости и самодостаточности.
Но вот какие изменения в связи с этим происходят в образовательной сфере? Как меняются подходы и концепции в обучении и воспитании?
На этот вопрос нет ответа. Все еще нет, или уже.
Множество деятелей либеральной эпохи занимает свои прежние посты. Они, может быть, изменили тональность своих высказываний, но их деятельность, тактика и стратегия, никаких изменений не претерпела. Например, Андрей Фурсенко, упоминавшийся выше бывший министр образования, вводивший в свое время ЕГЭ, все еще на посту советника президента.
Бывший министр Ольга Васильева, ярый консерватор и лоббист церкви, «забилась» вопреки всем правилам и регламентам на пост президента Академии Образования. И занимается, как бы благим делом, — словарями русского языка.
Однако надо понимать, что это дело очень денежное. Перевыпуск словарей с изменениями обходится во многие миллионы. Так что за словарями и изменениями в них нужно внимательно присматривать.
А вот «новый» министр образования — Сергей Кравцов — из яркого сторонника неолиберализма (он пробился на свой пост «благодаря» ЕГЭ и разработке КИМов), оперативно мимикрировал в консерватора: начал переход на единые программы и учебники для школ. Сейчас он пытается взять под контроль все многомиллиардные финансовые потоки в сфере образования, отчитывась, как муниципальные власти строят и ремонтируют школы в регионах.
Школы-то строят, но учителей для них нет. И увеличение количества мест в педагогических вузах не решит эту проблему. Большее число студентов вовсе не приведет к росту числа заинтересованных, ответственных и творческих учителей в школе. Тем более, что об улучшении подготовки в педагогических вузах, повышении качества контингента речи не идет.
Короче, «наверху» перманентно решаются не вопросы о том, как сделать лучше для школы и образования в целом, а как привлечь больше финансовых потоков и взять их под контроль.
Между тем, образование само по себе пытается найти ответ на стоящие перед ним вопросы. Помимо вновь построенных гигантских школ, многие из которых остаются, недозаполненными, не обеспеченными педагогическими кадрами, все больше детей переходит на семейное образование. А это будет иметь труднопрогнозируемые последствия.
Массово возникают классы «шаговой доступности», коммерческие классы во встроенно-пристроенных помещениях жилых домов. Они работают в основном без какого-либо контроля их педагогических подходов, удовлетворяя в основном родительские пожелания в плане новых помещений и малой наполняемости классов.
А ведь родители — это такая группа населения, которая само по себе нуждается в образовании и воспитании, хотя бы в рамках своих родительских обязанностей.
Впрочем, а когда с нашей школой было по-другому?